Вместо хлеба моего мне вздохи мои,
и льются, как воды, стоны мои,
ведь чего я ужасался, постигло меня,
и чего я боялся, приходит ко мне.
Нет мне затишья, и нет мне покоя,
и нет мне мира,
но пришла смута!»
Вот описание физических мук Константина Левина, умираю/
щего от чахотки («Анна Каренина» Л.Н. Толстого): «Не было по/
ложения, в котором бы он не страдал, не было минуты, в которой
бы он забылся, не было места, члена его тела, которые бы не боле/
ли, не мучали его... Вся жизнь его сливалась в одно чувство страда/
ния и желания избавиться от него.».
«Все знали, что он неизбежно наполовину мертв уже. Все од/
ного только желали — чтобы он как можно скорее умер, и все,
скрывая это, давали ему из склянки лекарства, искали лекарств,
докторов, обманывали его, и себя, и друг друга. Все это была ложь,
гадкая, оскорбительная и кощунствующая ложь».
А вот строки Н.А. Некрасова из его «Последних песен»:
«Двести уж дней,
Двести ночей
Муки мои продолжаются:
Ночью и днем
В сердце твоем
Стоны мои отзываются,
Двести уж дней,
Двести ночей!
Тяжкие зимние дни,
Светлые зимние ночи...
Зина! закрой утомленные очи.
Зина! усни!»
Это стихотворение написано за несколько месяцев до смерти,
причиной которой послужила тяжелая запущенная форма рака
прямой кишки. Операция наложения колостомы, которую провел
специально приехавший в Россию Теодор Бильрот, немного про/
длила жизнь, но, разумеется, ничего не могла изменить ради/
кально.
Итак, какое поведение допустимо перед лицом смерти? Име/
ет ли право безнадежный и тяжело страдающий больной требовать
не только облегчение страданий, но и полного избавления от них
тем способом, какой предлагает эвтаназия? Как должны отнестись
379
Курс лекций по паллиативной помощи онкологическим больным. Том I
