Журнал «Паллиативная медицина и реабилитация»
№
1. 2016 г.
45
47. Эриксон Э.Г. Детство и общество. – СПб.: Летний сад,
2000. – 416 с.
48. Юнг К. Проблемы души нашего времени / Предисл.
А.В. Брушлинского. – М.: Прогресс, 1993. – 329 с.
49. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. – М.: Незави-
симая фирма «Класс», 1999. С. 118–123, 189–193.
50. Янкелевич В. Смерть. – М.: Изд-во Литературного инсти-
тута, 1999. – 448 с.
51. Яцемирская Р.С. Психическое старение долгожителей
(клинико-психопатологический и социально-гигиениче-
ский аспекты): Автореф. дисс... д-ра мед. наук. София,
1990. – 45 с.
52. Beauvoir S. La v’eillesse: Essai. – P.: Gallimard, 1970. 71 s.
53. Bowlby J. Attachment and loss: Vol. 3. Loss: Depression
andsadness. New York: Basic Books, 1980. — 437 р.
54. Choron J. Death and Western Thought. – N.-Y.: Collier Books
1963. – 226 p.
55. Diggory J.C., Rothman D.Z. Values destroyed by death.
Journal of Abnormal and Social Psychology. – 1961. – Vol. 63.
(1). P. 205—210.
56. Durkheim E. Suicide: a study in sociology. N.Y.: The Free
Press, 1991.
57. Dyregov A. Caring for helpers in disaster situations:
psychological debriefing // Disaster Management. – 1989. –
V. 2. – P. 25–30.
58. Kastenbaum R., Aisenberg R. The psychology of death. N.Y.:
Springer. 1977. – 328 p.
59. Kubler-Ross E. On death and dying. — N.-Y.: Scribner,
1969. — 260 p.
60. Lifton R.J. Death in life: survivors of Hiroshima. – Chapel
Hill: University of North Carolina Press, 1991. – 608 p.
61. Rime B., Paez D., Basabe N., Martinez F. Social sharing of
emotion, post–traumatic growth, and emotional climate //
European Journal of Social Psychology. – 2010. – V. 40. –
№6. P. 1029–1045.
62. Tatelbaum J. The courage to grief: Creative living, recovery and
growth through grief N.Y.: Lippincott & Crowell, 1980. – 177 p.
Часть 2
Человек по-разному относится к смерти на своем
континууме жизни. Стремительность включения в
новый социальный опыт и избыток отношений
любви позволяет ребенку легко перенести смерть
ближнего: перед ним нет вопроса – любить или не
любить, любовь сохраняется сама собой, в том числе
как светлая память об умершем и отношениях с ним.
Как отмечает С. Левин, «работая с умирающими деть-
ми, я убедился, что они умирают легче, чем взрослые.
…они еще не пытались контролировать мир, и поэто-
му у них в уме нет такого напряжения. Они более
открыты текущему положению вещей». Он заметил,
что чем меньше ребенок, «тем меньше он боится
смерти. Страх, который я часто нахожу у них, – это
отражение ужаса их родителей. …Поскольку дети
обладают большей верой и более тесным контактом с
бессмертием, смерть им не кажется проблемой.
Кажется, что самой большой проблемой умирающих
детей является страдание, которое они причиняют
своим родителям» [25, с. 136]. Переживание вины
умирающего как сострадание к предвосхищающему
горю родителей вносит в жизнь ребенка напряжение
и стресс, не дающие «уйти с миром», так как может
ребенок сам по себе, если его не терроризировать сво-
ими желаниями. Зрелость человека связана с выбо-
ром отношений к смерти. Значение смерти оформля-
ется рядом ритуальных схем, «кодов символического
порядка». Существует два основных варианта отно-
шения к смерти и умиранию. Для первого характерен
деструктивный характер: человек пытается блокиро-
вать, вытеснить тему смерти в своей жизни.
Конструктивное отношение – попытка «перехвата
энергий танатоса» [14].
Психоаналитики подчеркивали огромное психи-
ческое напряжение, связанное с темой смерти вооб-
ще, считая, что в любых проявлениях тревожности
присутствует проявление инстинкта смерти, возни-
кающего как результат подавления инстинкта жизни
[19; 45; 46]. Сам З. Фрейд писал, что инстинкт смерти
действует в человеческом организме изначально,
поэтому его разрушительная сила может и должна
быть отвлечена от своей основной цели и переключе-
на на другие объекты и организмы [34]. К. Шмидт-
Хеллерау отмечает интровертивный характер влече-
ния к смерти, подразумевающий бездействие.
Влечение к смерти способствует вытеснению актив-
ного влечения к жизни, снижению активности и тем
самым вносит лепту в процесс поддержания организ-
менного баланса. Важнейшая характеристика
инстинкта смерти в ее истолковании – обращен-
ность вовлечения вовнутрь, в сторону бессознатель-
ного, его вытесненность [44].
К. Меннингер рассмотрел различные формы
саморазрушающего поведения, которые он разделил
на собственно самоубийство, хроническое само
убийство (аскетизм, мученичество, неврастения,
алкоголизм, антисоциальное поведение, психозы),
локальное самоубийство (членовредительство, симу-
ляция, полихирургия, преднамеренные несчастные
случаи, импотенция и фригидность) и органическое
самоубийство (соматические заболевания). В каждом
из этих случаев наличествует влечение к смерти [29].
Согласно К.Г. Юнгу, логической противополож-
ностью любви является ненависть, а Эроса – Фобос
(страх). Он и его школа привлекли внимание к значе-
нию символических вариаций бинера «смерти – воз-
рождения» в архетипах и архетипических структурах.
Становление индивидуальности связано с разреше-
нием проблем смерти и, по его мнению, не может
осуществиться в норме раньше определенного воз-
раста – зрелости. В нормальных условиях озабочен-
ность проблемой смерти возникает в поздние деся-
тилетия жизненного пути, обнаружение ее на ранних
стадиях жизни – критерий нарушений [48].
Э. Кюблер-Росс, суммировавшая свой опыт дея-
тельности в качестве психотерапевта с тяжелоболь-
ными, опыт тренировочных семинаров, проводимых
